В Казахстане сложилась сложная ситуация: с одной стороны, монетарная и экономическая политика не дает развиваться экономике страны, с другой – ее смена может обернуться социальным недовольством населения. Что в этих условиях делать правительству и Нацбанку? Публикуем продолжение интервью «Ведомостей Казахстана» с известным экономистом Айдарханом Кусаиновым. Первая часть здесь.
СЛИШКОМ МАЛЫ ДЛЯ КОНКУРЕНТНОГО РЫНКА
— Очень скоро завершится процесс слияния АТФ-банка и «Жусана». И это далеко не первые банки высшего эшелона, объединившие свои активы. К чему приведет эта тенденция? Не останемся ли мы в итоге с одним монополистом?
— Я считаю, что укрупнение банков для Казахстана – абсолютно нормальный процесс. Нам десяти банков более чем достаточно! Принцип банковского бизнеса – экономия на масштабах: чем больше у банка клиентов, тем он устойчивее. А у нас во всей стране людей живет меньше, чем в Москве. Причем практически вся клиентская база сосредоточена в четырех точках: Алматы, Нур-Султан, Шымкент и пригороды этих мегаполисов.
То есть, большое количество банков нам просто не нужно. Как и большое количество сотовых операторов, торговых сетей и так далее.
И зачем переживать о монополии – она у нас и так есть!
Причем я сейчас не только о банковском секторе – наша экономика в принципе олигопольна. И нужно не бороться с олигополиями, а признать, что они неизбежны в казахстанских условиях.
В этой связи очень правильным было решение о ликвидации частных накопительных фондов – после создания ЕНПФ затраты на содержание пенсионной системы упали в 7 – 8 раз. Потому что у каждого фонда были свои офисы, свои сотрудники, свои топ-менеджеры… Убрали всех этих менеджеров, сразу доходность пенсионной системы выросла, на счета вкладчиков стали поступать деньги.
Другое дело, что нам нужно в принципе строить структуру экономики, с учетом ее олигопольности – такие методики есть и они показывают эффективность. Но мы же любим все усложнять, поэтому старательно с монополиями боремся и боимся их.
НАШИ ПРОБЛЕМЫ В ЕАЭС ВЫХОДОМ НЕ РЕШИТЬ
— Уже много лет Казахстан входит в ЕАЭС. И пока особых выгод наша страна от участия в объединении не почувствовала. А сейчас, когда Россия активно развивает собственное производство, не становятся ли перспективы выгод для Казахстана еще более туманными?
— В текущем формате ответ сложен… С одной стороны, ЕАЭС – это очень хорошая возможность для казахстанской экономики. С другой стороны – та монетарно-денежная политика, которая проводится в Казахстане, делает для нас членство в ЕАЭС совершенно невыгодным.
К примеру, сейчас при курсе рубля 5,5 – 6 тенге, российские товары душат наших производителей. Но и выход из ЕАЭС я бы не назвал решением наших проблем. Ну, допустим, обложим мы российские товары таможенными пошлинами. Они, возможно, и подорожают, но из-за разбаланса курса, мы с этого удорожания ничего не поимеем – все равно у нас производить будет дороже.
Плюс, закрыв для российских товаров свой рынок в моменте, для себя мы перспективу выйти на многомиллионный российский рынок закроем навсегда.
То есть, нам надо не из ЕАЭС выходить, а свои проблемы решать. ЕАЭС – это очень сильный и эффективный инструмент, который может дать возможность быстрого развития. Однако, сегодня он не приносит выгод и даже где-то негативен для нас в силу того, что мы сами сформировали неверную политику. Это как хороший ветер – при неправильно поставленных парусах все плохо, но как только вы развернете паруса нормальным образом, все станет прекрасно.
— Вы считаете, что тенге нужно девальвировать не только по отношению к доллару, но и по отношению к рублю? Насколько сильно?
— Я считаю, нам нужно ослаблять тенге в первую очередь к рублю – именно российские товары являются нашими главными конкурентами. Не потому, что они российские, а потому что практически все мировые бренды уже давно локализованы в РФ. Товары китайских или европейских брендов, которые у нас есть на рынке, во многом сделаны в РФ или для РФ. Соответственно мы конкурируем с ними и без слабого тенге именно по отношению к рублю наши внутренние производители просто вымрут.
Рубль должен стоить 7 – 8 – 9 тенге, а не 5 – 6 – курс, когда российская экономика была похожа на нашу. Да даже элементарно – у нас накопленная инфляция за несколько лет – 40-50 %, у россиян – 20-25 %. То есть и по этому показателю курс неправильный. Если мы сделаем курс к рублю более 7, ближе к 8, то появится интерес строить заводы в Казахстане, в том числе – для самих же россиян.
В противном случае момент, когда за один доллар будут просить 500 – 700 – 1000 тенге, зависит лишь от того, сколько еще денег на поддержание сильного тенге готов потратить Нацбанк и как быстро будет развиваться экономика РФ. Наша же будет стагнировать.
ЧТО СМОГ ПУТИН, НО НЕ СМОГ ЭРДОГАН?
— Мы часто берем за основу российский опыт во многих своих реформах. Как думаете – что мешает воспользоваться опытом в сфере перехода от нефтезависимой экономики к собственному производству?
— Отсутствие политической воли в первую очередь. Одна лишь девальвация проблему не решит. Россияне к своему инфляционному таргетированию готовились четыре года и всегда было понимание, что просто снижение курса проблему не решит. Ослабление валюты, отказ от нефтяной зависимости запускает процесс ребалансировки цен в экономике – он болезнен и весьма опасен. Когда-то на этом процессе развалились Советский Союз и Венесуэла. В ближайшие 2 – 3 года, если ничего не изменится, погорит на ребалансировке цен Турция.
Что происходит в момент ребалансировки? Это скачок инфляции, замедление экономики, падение доходов населения, люди беднеют, появляются популисты, которые орут: «Дайте денег, поддержите людей», «Дайте дешевые кредиты, поддержите бизнес».
Медведев в свое время русским сказал: «Денег нет, но вы держитесь», а Набиуллина не стала снижать процентную ставку по кредитам. А кто-то, как сейчас Эрдоган или когда-то власти Венесуэлы, ну или руководство СССР так сказать не могли. А выдача денег или снижение ставки именно в этот момент подстегивают инфляцию переводя ее в гиперинфляцию, создавая новые проблемы и в итоге разнося экономику окончательно.
И для власти такой переход – большой риск социальных волнений.
ЭФФЕКТИВНЫЙ МЕНЕДЖЕР – СЛЕСАРЬ-ЗАПЛАТОЧНИК
— У нас и кроме доллара есть острые вопросы. К примеру – земельный. И сейчас некоторые активисты на полном серьезе рассуждают о том, что нам нужно отказаться от частной собственности на сельхозземлю даже для казахстанцев. К чему это может привести?
— Ни к чему хорошему! У нас в стране есть деградация экономической мысли, да и, откровенно говоря, многих секторов экономики. Во многом «благодаря» тому, что слишком часто наши власти стали прибегать к методу ручного управления.
Это неизбежность. Если не решать системные проблемы, приходится ставить заплатки. Но если в случае с системным управлением, системной перестройкой или решением системных проблем нужны ученые, архитекторы, инженеры, то в случае с латанием дыр главными героями становятся эдакие сантехники-заплаточники.
Но как заплатка лишь на время позволяет забыть о проблеме, усугубив ее, так и ручное управление в государстве провоцирует все новые и новые проблемы, требует еще большего применения ручного управления. А значит все более «профессиональных» заплаточников, которые окончательно заполняют информационное пространство, дискуссию, снижая уровень понимания.
Но, во-первых, когда-нибудь какая-нибудь заплатка не выдержит окончательно, а, во-вторых, остается все меньше людей, готовых мыслить комплексно и системно.
В итоге мы получаем монетарные власти, которые гордится тем, что в стране стало проще жить импортерам, чем производителям.
Политика развития бизнеса сводится к тому, чтобы дать всем льготные кредиты. Денежно-монетарная – к тому, чтобы удержать курс.
Вот вы спрашивали про то, почему бы нам не воспользоваться российским опытом… На самом деле у нас была своя попытка провести комплексную реформу. Это совокупность «Рухани жангыру», «Экономики простых вещей», свободное плавание тенге в 2016-2018, административное снижение цен в неторгуемом секторе, жесткая политика в области банковского регулирования.
Модернизация сознания должна была изменить ценностные установки общества, например: (а) долларизация сознания, то есть неуважение к тенге, (б) мнение, что в стране ничего не производится, (в) переход от идеи волшебной палочки (прорывные проекты) и стремления «казаться» (международные рейтинги, стройки «мирового уровня» к идее упорно и последовательно работать (экономика простых вещей, повседневная работа на своем рабочем месте без прорывов), к стремлению быть – жить по средствам, ориентироваться на свои потребности и решать свои проблемы, а не соответствовать мировым практикам.
Свободное плавание и волатильность тенге играло в пользу дедолларизации сознания, возврату к тенге. Дальнейшее ослабление тенге нагнетало бы инфляцию, дальше ребалансировало бы цены в пользу внутреннего производства, а инфляция подавлялась бы жесткой денежно-кредитной и бюджетной политикой.
И в этой схеме административное понижение коммунальных тарифов играло бы роль немонетарных субсидий для всех – люди меньше платят за коммуналку, у них остаются деньги на товары и услуги. Это снизило бы социальное напряжение и перенаправило бы часть денег от коммунальных монополий в потребительскую экономику простых вещей.
Понятно, что экономическая проблема решалась бы за счет монополий, но во всяком случае это сильно помогало бы в перестроении экономики.
Все это должно было сопровождаться идеологией экономики простых вещей, отказа от «понтов», повышением статуса предпринимателей, занимающихся простыми стартапами – небольшие ателье, мастерские, теплицы и т.д.
Параллельно были должны проводиться жесткие подходы к реструктуризации и банкротству предприятий, которые начались в банковском секторе и должны были распространиться на всю экономику, ускоряя перестроение и перераспределение активов от импортных секторов в производительные.
Вот как-то так было бы в идеале, однако, к сожалению, все пошло не так.
К сожалению, «Рухани жангыру» свелась к дискуссиям о графике казахского алфавита, а «Экономика простых вещей» – к выдаче дешевых кредитов.
К тому же, как только президент выступил с инициативой – снизить тарифы ЖКХ, сменилось руководство Нацбанка. И новое заявило о том, что будет поддерживать бизнес, поэтому вот вам льготные кредиты, да еще и фактически стабильный курс вместо его волатильности.
Снижение тарифов совпало с массированной выдачей льготных кредитов со стороны Нацбанка и фактически переходу к стабильному курсу, началась раздача денег в социалку и т.д. Вместо жесткой монетарной и бюджетной политики началось снижение ставок и наращивание дефицита бюджета.
Ну и все вместе спровоцировало инфляцию и фактически заморозило возможность трансформирования экономики, которая хорошо бы легла на пандемический кризис.
— То есть, еще одна проблема нашего государства – отсутствие преемственности курса первых руководителей госорганов?
— Мне кажется, тут проблема даже не в преемственности, а в глубинном понимании… В госуправление давно и прочно проникло бизнес-мышление. Но как не каждый может быть бизнесменом, так далеко не каждый может заниматься и госуправлением. Бизнесмен всегда нацелен на результат – как можно быстрее и как можно более заметный. Бизнес-мышление всегда прямого действия: не хватает денег – надо дать денег. Если бизнесмен хочет внедрить корпоративную культуру, он просто утверждает дресс-код и фразы телефонных менеджеров. Если кто-то не выполняет его требования, он всегда такого сотрудника может уволить.
Но государственный служащий так поступить не может. Там нельзя применять мышление прямого действия. Невозможно «уволить» гражданина страны из страны, если он не хочет носить униформу! Поэтому в госуправлении всегда нужны меры непрямого действия – чтобы заставить общество что-то делать или не делать, надо пересматривать систему штрафов и налогов.
Но из-за «ручного» управления на топовые позиции пришли бизнесмены, которым нужен быстрый результат. И они начинают «лупить» административные ограничения и льготы.
Плюс давайте учитывать то, что от них требуют быстрого результата. Не может казахстанский министр прийти, что-то делать и говорить всякий раз: «Ребят, я все верно делаю, но эффект вы увидите лет через 5 – 10». Его просто не поймут!
Поэтому он придумывает какую-нибудь госпрограмму. Через год он рассказывает о том, как защищал свою программу и как его инновационное видение двинет отрасль вперед. На второй год он работает над этой программой, получается какая-нибудь фигня, на третий год это становится очевидным всем, министра снимают или переводят куда-нибудь. На его место приходит другой. Что ему делать? Естественно – доказывать свою идею и придумывать новую программу!
И, естественно, эти люди уже просто не могут думать системно – те, кто может мыслить системно, не прошли отбор, потому что не захотели на каком-то этапе давать быстрый результат и были уволены как неэффективные.
А перестроение экономики процесс небыстрый и в краткосрочной перспективе несет негатив. Если государственная служба ориентирована на короткие и быстрые результаты, то она никогда не начнет реформы – в таком формате это самоубийственно.
— Спасибо за содержательное интервью
Беседовала Динара АЛИБЕКОВА, специально для «Ведомостей Казахстана»
Автор:
Исторические ведомости
